За последние пять лет Россия потеряла около 50 тысяч научных сотрудников, заявил недавно вице-президент РАН и глава ее Сибирского отделения Валентин Пармон.
По его словам, ни одна страна в мире не переживала таких потерь. «Сейчас, когда все говорят о том, что технологический суверенитет, будущее зависят от наукоемких технологий, вопрос заключается в том, что Россия как государство упустила тех, кто может это делать», – говорит академик Пармон.
Между тем, с момента начала развязанной Москвой военной агрессии против Украины РФ, по разным оценкам, покинули от 600 тысяч до миллиона с лишним граждан.
Согласно проведенному по заказу Кремля опросу студентов из более чем 500 вузов, треть учащихся заявила о желании уехать из России, причем в ВШЭ таких набралось 58%, сообщили недавно «Важные истории».
Очевидно, что отъезд ученых из страны негативно отразится на состоянии российской науки, отмечает преподаватель факультета социальных наук из пражского Карлова университета (ранее преподававший в ВШЭ и Смольном институте СПБГУ). Вместе с тем, продолжает он, объективно оценить складывающуюся ситуацию нелегко.
«Социологически не очень понятно, что такое “уехавшие”, – пояснил он в интервью Русской службе «Голоса Америки». – Человек, который выехал за рубеж и работает оттуда дистанционно, – он к какой категории относится? Тех, кто перед отъездом все распродал, отовсюду уволился и закрыл все проекты, на самом деле не слишком много».
Уезжают прежде всего две основные категории, поясняет Дубровский: «Совсем молодые, наиболее активные кадры, которые понимают, что их будущее – не в России. Потому что наука и образование там находятся под тяжелейшим гнетом. Другая категория – те, кто так или иначе был вовлечен в международные сети, и в основном может рассчитывать на какую-то работу или поддержку со стороны международного научного сообщества. Ну и, наконец, совсем маленькая часть – те, кого непосредственно преследуют в России за гражданскую деятельность».
К тому же, напоминает эксперт, эмигранты-ученые – наиболее профессиональные и компетентные в своих областях специалисты.
«Это двойной удар по российской науке и образованию, – подчеркивает Дубровский. – Исчезает настоящее, которое делало Россию частью международного научного сообщества, потому что именно эти люди обеспечивали необходимую координацию. Кроме того, это непосредственно затрагивает будущее, ведь уезжает молодежь, которая не видит никаких перспектив для себя на родине».
Начиная с 2010 года, Россия все меньше и меньше вкладывает денег в науку и образование, напоминает ученый.
«По последним данным, – поясняет он, – она отстает примерно в 2-4 раза по инвестициям в науку и образования от ведущих стран мира. В российском бюджете на эти цели отводится около процента ВВП, а в Израиле, по-моему, – около 4,5 %. Кремлю на словах по-прежнему якобы нужна наука. Но это просто надувание щек. В действительности они хотят поставить науку и образование на военные рельсы, а все остальные направления считаются неприоритетными и секвестрируются».
Количество людей из научной среды, которые уехали и продолжают уезжать из России, с трудом поддается учету, подчеркивает координатор портала Activatica.org .
«Иногда кажется, что из России сейчас выдавливают мозг, – сказала Чирикова в комментарии для Русской службы «Голоса Америки». – У нас с мужем сейчас не осталось в России никого из молодых друзей-ученых. Все – самые патриотично настроенные – давно уже за границей. Война в Украине заметно усилила отток из страны образованной, тяготеющей к науке молодежи. Остались только люди старшего поколения, те, кто уже боится кардинально менять свою жизнь».
Очевидно, что это тенденция, причины которой совершенно понятны, продолжает Чирикова: «Если у человека есть интеллект, то он никогда не захочет мириться с тем, что происходит в России: с этими Z-символами, с ртом, на который власти навешивают замок. В таких условиях о подлинном технологическом развитии страны и говорить не приходится».
Впрочем, это давняя проблема, носящая комплексный характер, уточняет она.
«20 лет назад, когда у нас с мужем был свой инженерный бизнес, мызанимались серьезными разработками – в частности, в области молниезащиты, – вспоминает Чирикова. – И уже тогда было заметно, какое количество ученых переезжало, например, в Америку. Переезжали, естественно, не от хорошей жизни. Так, чтобы попасть на работу на АЭС, вы должны были… купить лицензию за 10 тысяч долларов. По сути – дать взятку. Поэтому уровень инженерного персонала, который занимался обслуживанием АС, был близок к катастрофическому. И это не исключение, а правило. С проектировкой объектов беда. Отсюда – рост техногенных катастроф, и чем дальше, тем будет хуже».
Недофинансирование науки и образования стало общим местом, констатирует российский эколог. «Сейчас, – поясняет она, – из-за вызванных войной в Украине санкций Запада денег в бюджете страны становится все меньше, следовательно – на науку тоже. Чудес не бывает. Главный вопрос – дойдет ли до Кремля, что затяжная война – суперзатратное дело, которое тянет страну на дно. На этот счет есть большие сомнения».